— Ах, Арбат, мой Арбат, ты — мое отечество, — пел бард и о моем детстве. Родители жили в коммуналке на третьем этаже дома 4А в маленьком арбатском переулке — Малом Могильцевском. Мать Носова Римма Борисовна отправилась рожать из Москвы к своим родителям на Ставрополье и вернулась, когда мне исполнилось три месяца. Вместе с родителями отца — Носова Владимира Петровича, его сестрой Соней, братьями Валерой и Женей мы жили в комнате в коммунальной квартире номер 6. В комнате площадью 17 метров ютилось восемь человек. Места было мало, и я спал на большом черном концертном рояле, оставшемся от прежних владельцев – дворян Раевских.
Дворянская квартира
До революции вся квартира принадлежала Раевским. Знаменитый предок – герой войны 1812 года, командир 7-го пехотного корпуса Николай Николаевич Раевский прославился в сражении в начале войны с французским маршалом Дау под Могилёвом. В критический момент генерал лично повел в атаку солдат и был контужен. Отличился и в Бородинской битве. На месте батареи Раевского – ключевой высоты Бородинского сражения, обороняемой пехотным корпусом генерала, установлен монумент русским воинам.
После революции у Раевских отобрали все имения, оставив комнату в их бывшей квартире 6 в доме 4А на Малом Могильцевском переулке. В 1920-м умер от тифа глава семьи – Петр Иванович Раевский – прямой потомок героя войны 1812 года. В 1937-м году арестовали старшего сына Сергея. Его жену Елену, работавшую секретаршей в Кремле, расстреляли. Когда младший сын Андрей, актер театра им. Ермоловой вернулся с одесских гастролей в Москву, то стал бездомным – в их квартиру вселился милиционер, захвативший уникальную библиотеку Раевских. Маму – Ольгу Ивановну Раевскую, дочь флигель-адьютанта Ивана Унковского, командира фрегата «Паллада» воспетого в одноименной книге Ивана Гончарова, и сестру Екатерину Петровну Раевскую выслали из Москвы на Север.
После долгих хлопот Андрею вернули комнату, где он и жил до войны со своей первой женой – Евгенией Самойловной Раевской. С детьми не сложилось – в 1938 году будучи беременной жена попала в давку в трамвае и потеряла ребенка.
В 1941 Андрей отправился добровольцем на фронт. Выступал в агитбригаде, где познакомился с артисткой Ленинградской оперетты Симой Тростяницкой. Он вел программы и читал, она танцевала. Фронтовая любовь привела к браку и больше Андрей Раевский на Арбат не возвращался.
В нашей коммуналке было еще пять комнат, в которых жили пять семей. В гостиной – Евгения Раевская – тетя Женя, которая очень любила, бросившего её мужа и больше не вышла замуж.
В 1941 году во время воздушного налета тётя Женя дежурила на крыше дома. Когда спустилась в квартиру – в пустом тёмном коридоре скулил от страха шестилетний ребёнок. Поговорила, утешила. Мой будущий отец Владимир заболел, мать Елизавета Евлампиевна Носова (Рамина) оставила ребёнка в пустой квартире одного, отправившись с остальными детьми в бомбоубежище на станцию метро Кропоткинская. А мой дед, капитан артиллерии Пётр Иванович Носов, в это время воевал, отправившись добровольцем на фронт.
Заботливое отношение к отцу в детстве перенеслось и на меня. До сих пор вспоминаю Евгению Самойловну с теплотой. Родители с ней дружили, я постоянно играл в её комнате, которая выглядела как музей. Мраморный камин, старинная мебель, зеркала, подсвечники. Тетя Женя, у которой не было детей, ко мне очень хорошо относилась и, по словам матери, звала «мой эталончик». А мне нравились её изысканные манеры и то, как даже простое чаепитие становилось каким-то старинным ритуалом.
Несмотря на уход мужа, Евгения Самойловна сохранила очень хорошие отношения с его сестрой Екатериной, которая постоянно навещала нашу квартиру. Екатерина Петровна Раевская вышла замуж за Юрия Самарина, внука Веры Саввишны Мамонтовой – модели лучшей картины Валентина Серова «Девочка с персиками».
В давно знакомой комнате тёти Жени Екатерина Самарина (Раевская) часто занималась со мной английским – была моим первым учителем английского языка.
Квартира была очень длинная. На одном конце – парадная дверь со звонком и табличкой – кому сколько раз звонить. Если посетитель ошибался – могли и не открыть. Матушка любила цитировать детское стихотворение о неисправном звонке Агнии Барто:
Звонок испорчен, граждане! Что делать со звонком? … Звоните мне из автомата, Из ближней булочной, с Арбата, Тогда я к двери подойду.
Первое выученное мной наизусть стихотворение оказалось пророческим. Латунный дореволюционный звонок в виде стройной фигурки девушки, держащей на вытянутых вверх руках кнопку, приглянулся какому-то коллекционеру. На месте украденного звонка остались торчать два провода.
Три барских комнаты, потом две для прислуги, кладовка, в которой какое-то время жила соседка, ванная с газовой колонкой, туалет и кухня. Рядом с кухней — черный ход. Через него выносили мусор и пускали гулять большого рыжего кота Кисана – которого котёнком подарил мне племянник тёти Жени Виктор. На стене посередине коридора висел городской телефон.
В коммуналке постоянно шла война. Чаще всего стычки проходили на кухне, где у каждого из жильцов был свой столик. По другую сторону фронта находился поселившийся в заваленной книгами комнате Аркадий Красный. Скорее всего, в качестве фамилии он взял псевдоним. Личность какая-то тёмная, никого в комнату не пускал, выйдя на пенсию – стал букинистом, торговал книгами – в библиотеке Раевских были уникальные экземпляры.
Через несколько лет мой дед, курировавший нефтяную отрасль в Совете министров РСФСР, получил квартиру на проспекте Вернадского и переехал туда с женой, Валерой, Соней и родившимся на год позже меня её сыном Алексеем. Мы с родителями остались в комнате втроем. Интересный факт – до войны в соседнем доме 4Б на Малом Могильцевском переулке некоторое время жил отец Риммы, мой дед Борис Метлин, работавший на скорой помощи врачом.
Обитаемый остров
Мир начался с рояля в квартире Раевских, потом расширился до квартиры и переулка. Переулок действительно «малый» – домов не много. Напротив, в доме 3 – отделение милиции, ныне здание МЧС. В украшенном фривольными барельефами угловом — до революции был доходный дом.
С возрастом границы расширились и достигли границ Садового кольца. С других сторон мою ойкумену ограничивали Кремль, Москва-река и проспект Калинина, ныне Новый Арбат. Этот новый мир требовал освоения, и я отправился в свои первые экспедиции. Шел по переулкам и рисовал карты. В то время работа совсем не простая – точные карты города были засекречены, а продававшиеся в магазинах бумажные – умышленно искажены.
В арбатской ойкумене были запретные зоны – территории посольств. Когда со школьной площадки через забор туда улетал футбольный мяч, то исчезал как в черной дыре. Только однажды, когда с нами зашли поиграть несколько взрослых, удалось добиться выдачи мяча с территории иностранного государства. Мужчина пошел на переговоры и представился учителем физкультуры. Нам прочитали лекцию о недопустимости таких действий и выдали сразу кучу незаконно пересекших границу мячей.
- Что там за стеной, в другом мире? – думал, когда мальчишкой играл в хоккей в сквере у переделанной в склад Успенской церкви (ныне сквер Мигеля Идальго). Тридцать лет спустя после путешествия по Мексике узнал, когда пригласили на прием в мексиканское посольство. С ностальгией посмотрел на стену с другой стороны, а потом, гуляя по крошечному скверику, не мог понять, где там вообще было можно найти место для игр.
Изучение Арбата поддерживал мой друг с пеленок Михаил Антропов, живший в соседнем двухэтажном доме. С детства дружили еще наши отцы. Мы спускались во все доступные ямы – чаще всего ведущие в подвалы снесенных дореволюционных особняков, искали переходы между домами на чердаках и крышах. Проводили и археологические исследования – тогда сносили много старых домов и мальчишки с удовольствием рылись в руинах, отыскивая старинные монеты. До сих пор где-то валяется полушка Петра Первого, найденная при сносе старого дома на Арбате.
Экспериментировали с пиротехникой – собирали не до конца сгоревшие ракеты от праздничных салютов на Смоленской площади и поджигали самодельные бомбочки из найденных боеприпасов. Несмотря на крайне небезопасные по нашим временам развлечения, никто не пострадал. Правда, Михаил немного полежал в больнице с подозрением на перелом позвоночника, провалившись на крыше соседнего дома.
Тогда же сделал первые шаги в журналистике – мы с Михаилом выпустили несколько номеров рисованного детского журнала ПиФ («Приключения и фантастика»). И первые шаги в ИТ – собрал свой первый ламповый приемник в радиокружке Центрального дома ученых.
Мы не изучали историю, мы жили в ней. Каждый дом – как музей. Здесь несколько месяцев после свадьбы жил Александр Пушкин с Натальей Гончаровой, в этом — последние годы перед эмиграцией Александр Герцен. В этом доме родился и вырос Андрей Белый, собирался кружок его единомышленников-символистов, читали стихи Валерий Брюсов и Константин Бальмонт, спорил Александр Блок. Арбат был еще не мертвым памятником самому себе с матрешками и шапками-ушанками для интуристов, а живой улицей, по которой ходили троллейбусы и спешили на работу люди.
Английская школа
На три года отправился учиться в английскую школу в Черкесске – матери надо было закончить аспирантуру. В четвертый класс вернулся уже в Москву. 29-я английская школа, находящаяся недалеко от метро Кропоткинская, cчиталась элитной. В военные годы была артиллерийской – её закончили три генерала. Посещали дети дипломатов – классом младше нас проходила обучение дочь Аркадия Шевченко, представителя СССР при ООН, в 1978 году сбежавшего на Запад. Помню, какой переполох вызвало это известие в школе, когда новость о перебежчике передал «Голос Америки». Во время визита действующего президента США Рональда Рейгана в Москву 29-ю школу посетила его супруга – Ненси Рейган. Из других известных персон – в школу заглянула во время визита в нашу страну жена Леннона Йоко Оно.
На английском языке шли только уроки английского, зато каждый день. Запомнилась учительница из США, которая целую четверть вела уроки англо-американской литературы. Из американских писателей, попавших в школьную программу, она знала только Хемингуэя, так что подробно на уроках разбирали его роман «Прощай оружие».
Отличные учителя, богатые традиции. В нашей школе иногда учились дети из иностранных посольств – классом младше два мальчика и девочка из Эфиопии, в наш класс ходили дочки американских дипломатов. Хорошая прививка от ксенофобии – никто не страдал от расовых или национальных предрассудков.
Проживающих в соседних домах было не много. Старостой класса была Лена Бегак. Её дядя Дмитрий Бегак – солист балета Большого театра, получил квартиру недалеко от нашего дома и матери подружились, катая на прогулках наши коляски. Сейчас она учительница английского в одной из московских школ. В трехкомнатной квартире на Метростроевской (сейчас Остоженке) улице жил Артем Гайдук, внук детского поэта и первого мужа Агнии Барто — Павла Барто. Артем лучше всех играл в футбол и побеждал на московских олимпиадах по английскому. После окончания филфака МГУ принял сан и теперь отец Артемий Владимиров имеет свой приход в Сокольниках. Иногда собирались в квартире жившего недалеко от школы на пересечении Староконюшенного переулка и Сивцев Вражка Алексея Ботярова, разрабатывающего теперь базы данных в Колорадо. Его отец, композитор Евгений Ботяров написал музыку к документальному фильму «Великая Отечественная» («Неизвестная война», 1978г.) и множеству мультфильмов.
Интереснейшие выставки проходили в Пушкинском музее. За билетами выстраивались многочасовые очереди. Нам было проще, в музее работала мама нашего одноклассника Сергея Лосева и организовывала посещение выставок всем классом.
Бывало всякое и не все дожили до выпускного вечера. Помню, как плакал прошедший всю войну военрук Ефим Ильич Левит, когда объявлял о смерти нашей одноклассницы Леси Ким. Восьмиклассницу зарубили топором прямо в её квартире в доме у магазина «1000 мелочей» на площади Гагарина. В девятом классе покончил с собой Виктор Свирида. Причины неизвестны, знаю, что перед смертью он прочитал «Джуд Незаметный» – последнюю книгу Томаса Харди, худший вариант для чтения в состоянии депрессии. Допросы в уголовном розыске, жуткие похороны, на мать самоубийцы было страшно смотреть.
Судьба разбросала одноклассников по всему свету. Кто в Австралии, кто в Финляндии, кто в Тайланде. Несколько человек в США, где живет и Анна Вронская, любимая муза Андрея Вознесенского, мать дочери, которую признавал поэт. Вспоминаю об Ане, когда смотрю фильм о непростых семейных отношениях «Осенний марафон» – её отец был оператором картины. Прославился на весь мир комсорг школы Валерий Натаров, ставший во время учебы в Японии первым иностранцем – чемпионом Японии по карате. Обладатель черных поясов по трем видам написал отличную книгу «Осс!», ставшую культовой у каратистов.
В параллельном классе училась Катя Васильева, дочь Жанны Прохоренко – звезды фильма «Баллада о солдате». Катя тоже стала актрисой, сыграла школьницу Алену в мелодраме «Вам и не снилось» и учительницу в фильме «Гостья из будущего». Её последняя работа – тетка в сериале «Эпидемия» (2019 г). Семейную традицию продолжила дочь Марьяна Спивак, сыгравшая главную роль в фильме Андрея Звягинцева «Нелюбовь» (2017 г). Но все же самой большой известности достиг хорошо учившийся в параллельном классе Боря Титов – кандидат в Президенты РФ, руководитель партии, уполномоченный при Президенте России по защите прав предпринимателей и просто миллиардер.
… В 1976 году отец получил квартиру в новом доме рядом с Московским институтом нефтехимической и газовой промышленности им. И.М. Губкина, где работал старшим преподавателем, и мы переехали с Арбата. После окончания школы практически перестал там бывать. Но каждый раз попадая в арбатские переулки, накатывает щемящая ностальгия по старой безвозвратно ушедшей Москве, по детству, когда эти маленькие дворы казались огромными, по временам, когда еще был жив Булат Окуджава, певший немного грустные и такие пронзительные песни:
От любови твоей вовсе не излечишься, сорок тысяч других мостовых любя. Ах, Арбат, мой Арбат, ты — мое отечество, никогда до конца не пройти тебя.